ЩЕРБИНА Ф.А. История Кубанского казачьего войска. Тома I и II.

Щербина Ф.А. История Кубанского казачьего войска. Том I (История края).
Репринтное издание. Екатеринодар: "Печатник", 1913. - 729 с. :илл.
Естественно-исторические условия края. Мифология. Дольмены. Курганы. Богатырские памятники и древнейшие народы Кавказа. Босфорское царство. Кочевники, завоеватели и пришельцы Северного Кавказа. Борьба русских войск и казачества с горцами и татарами. История казачества. Основания Войска Верных казаков, победы казаков в русско-турецкой войне 1787-1791 гг. Возобновление Запорожского казачества за Бугом. Жалованная Грамота Екатерины II черноморским казакам. Переселение черноморцев из-за Буга на Кубань. Хозяйственный быт и внутренняя жизнь черноморцев. Соседи черноморцев, военная служба, походы и волнения казаков. Заселение Старой Линии.
Книга представлена в формате pdf, распознана, 42042 kb. Для просмотра книги нажмите на изображение титульной страницы (из-за большого размера файла 42 Мб книгу лучше скачать по этой ссылке).
Щербина Ф.А. История Кубанского казачьего войска. Том II (История войны казаков с закубанскими горцами).
Репринтное издание. Екатеринодар: "Печатник", 1913. - 865 с. :илл.
Черкесы. Население Черномории. Управление и самоуправление. Охрана границы и военная служба. Борьба черноморцев с горцами с 1800 по 1842 год. Старая линия и Екатеринославское войско. Хоперцы. Черноморская береговая линия. Азовское казачье войско и анапские поселенцы. Старая и Новая Линии. Борьба черноморцев с горцами с 1842 по 1860 год. Черноморские пластуны. Крымская кампания на Черноморском и Азовском побережьях. Торговля. Сельское хозяйство. Экономика и быт казака. Иногородние и крепостные. Финансы и винная монополия. Здравоохранение и просвещение. Религия и судебная система. Гайдамаки.
Книга представлена в формате pdf, распознана, 865 страниц, 42228 kb. Для просмотра книги нажмите на изображение титульной страницы (из-за большого размера файла 42,2 Мб книгу лучше скачать по этой ссылке).
НАУЧНОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ Ф.А. ЩЕРБИНЫ "ИСТОРИЯ КУБАНСКОГО КАЗАЧЬЕГО ВОЙСКА" ИСПОЛЬЗОВАН ДЛЯ СОЗДАНИЯ УЧЕБНИКОВ КУБАНОВЕДЕНИЯ ДЛЯ УЧАЩИХСЯ 1-11 КЛАССОВ ОБРАЗОВАТЕЛЬНЫХ УЧРЕЖДЕНИЙ КРАСНОДАРСКОГО КРАЯ.

ЩЕРБИНА Ф.А., ФЕЛИЦЫН Е.Д. Кубанское казачество и его атаманы

Кубанское казачье войско являлось частью казачества в дореволюционной России и размещалось в Кубанской области (ныне Краснодарский край и часть Ставропольского края) с центром в Екатеринодаре (ныне Краснодар). Оно было образовано в 1860 году из Черноморского казачьего войска и части Кавказского линейного казачьего войска. Исторически кубанцы всегда считались надежным оплотом России, и потому Кубанское казачье войско активно участвовало во всех войнах, которые вела Россия во второй половине XIX — начале XX века.
Книга Ф. А. Щербины и Е. Д. Фелицына, впервые изданная в 1888 году под названием «Кубанское казачье войско. 1696—1888 гг.», рассказывает об истории кубанского казачества и ратных подвигах русского воинства во славу Отечества.
ЩЕРБИНА Ф.А., ФЕЛИЦЫН Е.Д. Кубанское казачество и его атаманы. - М.: Вече, 2007. — 320 с.: ил. — (История казачества).
ISBN 978-5-9533-2477-9
7 апреля 2005 года торжественно открыт
Памятник Кубанскому казачеству, который находится
у здания администрации Краснодарского края.
Скульптор Александр Аполлонов воплотил
дух казачества в конной фигуре кубанского казака.

ЩЕРБИНА Ф.А. Казачьи герои и сподвижники. ПРЕДИСЛОВИЕ

МАТЕРИАЛ ИСПОЛЬЗОВАН УЧАЩИМИСЯ 8-х КЛАССОВ НА УРОКАХ КУБАНОВЕДЕНИЯ ПО ТЕМЕ "КАВКАЗСКАЯ ВОЙНА".
Щербина Ф.А.  Казачьи герои и сподвижники. - Прага, 1930. (Подготовил А. Дейневич по изданию оригинала).
Щербина Ф.А. для адыгейских и кубанскихисториков пример глубокого знания и объективного освещения истории родного края.
Х. Тугуз
ПРЕДИСЛОВИЕ
Фондом памяти Ф.А. Щербины подготовлен и впервые в новейшее время переиздается сборник очерков крупнейшего кубанского историка, рассказывающих об отдельных эпизодах далёкой уже от нас Кавказской войны, сложного периода в истории русско-горских отношений.
Существует два взгляда на длившуюся около семи десятилетий Русско-черкесскую войну: российская версия, рассматривающая покорение Западного Кавказа как войну оборонительную, вызванную необходимостью укрепить южные границы государства, обезопасить морские торговые пути, и версия горских народов, для которых война превратилась в национальную освободительную борьбу за свободу и независимость Родины, против геноцида со стороны российского царизма.
«Получался как бы заколдованный круг, - писал Ф.А. Щербина, - горцы шли за добычей, подрывая экономическую жизнь казака, а казак мстил за это, разоряя горца. Столкновения начинались с мелких набегов и хищений горцев. За мелкими свалками следовали крупные дела. Стычки переходили в войну, собирались многочисленные скопища, посылались русскими грозные экспедиции в горы. И чем чаще и строже карали русские черкесов, тем ожесточённее черкесы производили набеги. Война то тлела чуть заметно, то разгоралась в крупное зарево. Пылали черкесские аулы, хлеб и сено, угонялся скот и приносились в жертву военному Молоху человеческие жизни».
В истории дореволюционной России это была самая продолжительная и напряжённая война. «Более 77 тысяч русская армия потеряла в ходе боевых столкновений с горцами Северного Кавказа, - свидетельствует военный историк Ю. Балуевский, - такого числа потерь русская армия не знала со времён Отечественной войны 1812 года».
Основываясь на исторических материалах, Ф.А. Щербина рисует читателю яркие примеры стойкости и героизма духа казаков, волею судьбы поставленных на службу Российскому государству.
А. Дейневич, член Краснодарского краевого благотворительного Фонда памяти Ф.А.Щербины

ОТ АВТОРА
Взятые из моей книги 12 очерков заключают уже в себе две характерные черты для той высокодраматической и переполненной ужасами эпопеи, которая называется Кавказскою войною с горцами и которая длилась непрерывно почти 70 лет.
Фактическое содержание, взятое для этих очерков, даёт представления, с одной стороны, о жертвенной службе казаков в немногих, но ярких эпизодах казачьего героизма и подвижничества; а с другой, невольно наводит на мысль о двух периодах - о начале Кавказской войны и о пятидесятилетнем периоде мирной жизни после войны, при участии в обоих периодах горцев и казаков, в данном случае главным образом кубанских казаков и в слабой, по объёму материалов, степени терских и донских. Кавказская война началась с той поры, когда кубанские казаки заняли под свои территории и жилище земли, примыкающие с правой стороны Кубани.
«Коли пани скубуться, у хлопців чуби тріщать», гласит украинская поговорка, приложимая и к Кавказской войне. В историческом ходе событий панами были Северный Левиафан, входивший в полную силу, и Южный Падишахизм, начавший пошатываться в своем величии - Россия и Турция, а хлопцами оказались живущие рядом соседи - горцы и казаки. В соседских взаимоотношениях горцы придерживались своей идеологии и обычаев, а казаки своих. Различия обуславливались степенью культурности тех и других.
Грузинский П.Н. Горцы покидают свой аул. 
Горцы придерживались более примитивной военной идеологии и обычаев, чем казаки, и в этом различии крылись уже причины мелких столкновений и загоравшейся вражды, портивших взаимоотношения сторон.
Тем не менее, несмотря на столь резкие различия в военной идеологии и обычаях соседей - казаков и горцев, народ по обеим сторонам Кубани был народом. При занятии черноморцами своей территории, между ними и соседними черкесами были самые дружественные отношения: они мирно, бок о бок жили, навещали друг друга, а горцы, как старые хозяева в крае, наделяли черноморцев семенами, скотом, садовыми саженцами и другими предметами для постановки и ведения хозяйства. Добрые отношения продолжали существовать и тогда, когда появились конфликты в форме хищений скота у казаков и ночной поживы у них же. Возможно, что эти правонарушения могли быть ослабляемы и урегулируемы народным разумом и авторитетом, до войны при таких условиях дело не доходило и не в них крылись причины войны.
Во взаимоотношения между казаками и горцами вмешались паны и повели дело по другой линии. Большие государства - Россия и Турция, пустили в оборот войну со всеми её ужасами и лишениями. В результате войны большая часть горцев переселилась в единоверную Турцию, а меньшая осталась на родине.

ЩЕРБИНА Ф.А. Казачьи герои и сподвижники. Ч.I.

I. ГЕРОЙСКАЯ СМЕРТЬ ТИХОВСКОГО и 146 СПОДВИЖНИКОВ ЕГО
Смерть полковника Льва Тиховского и ста сорока шести сподвижников его, сложивших головы в защиту родины, представляет классический пример геройских подвигов казачества на Кавказе. Люди пали в бою не из воинственного задора, а жертвою нравственного долга перед родиной и населением.
Дело происходило в январе 1810 года. Стояла суровая зима. Льдом покрылась глубокая и бурная Кубань. Благодаря этому, черкесам был открыт свободный доступ в Черноморию и они не замедлили воспользоваться удобствами переправы по льду через Кубань для набега.
Из Закубанья до казаков, стороживших кордонную линию, доходили в это время тревожные слухи. Мелкими и крупными партиями черкесы пробирались уже тайком в разных местах линии через Кубань, в Черноморию. В аулах за Кубанью шла деятельная подготовка к войне. Горец Хамыш сообщил 13 января есаулу Порохне, что в горах составлялось грозное военное ополчение черкесских племён для нападения на Елизаветинский и Павловский кордоны. Что-то жуткое, зловещее чувствовалось кругом, точно перед грозой.
И гроза разразилась 18 января.
В 9 часов утра сторожевой разъезд обнаружил переправу черкесов по льду Кубани, близ Ольгинского кордона. Черкесы шли на казачью линию огромной толпой. Это было то самое ополчение горцев, о котором пять дней тому назад Хамыш известил есаула Порохню.
Торжественно, с четырьмя распущенными знамёнами - двумя красными и двумя белыми, черкесское ополчение дружными рядами покрыло Кубань и её берега.
1 июля 1842 года был сформирован лейб-гвардии Черноморский казачий дивизион.
Художник Гебенс А.И. Лейб-гвардии Черноморский Казачий дивизион.
1858 год. Холст, масло.
Начальник сторожевого разъезда зауряд-хорунжий Жировой немедленно дал знать о появлении черкесов в Ольгинский кордон полковнику Тиховскому, незадолго перед тем отразившему скопище горцев. В это время через Кубань переправилось уже до трёх тысяч всадников. Черкесская пехота находилась ещё по ту сторону реки, готовясь вслед за конницей перейти по льду Кубань.
Рубо Ф.А. Черкесский набег.
Часть переправившейся конницы сразу же бросилась к Стеблиевскому и к Ивановскому куреням, а часть заняла дорогу на Славянский кордон и отрезала все пути сообщения с Ольгинским кордоном. Общее число неприятелей было не менее 4000 человек. Горцы приготовлялись громить Ольгинский кордон.

ЩЕРБИНА Ф.А. Казачьи герои и сподвижники. Ч.II.

ІІ. ГЕРОЙ АТАМАН
Алексей Данилович Бескровный был атаманом Черноморского войска и неоднократно рисковал жизнью в боях, отстаивая сражавшихся наряду с ним казаков. В течение 28 лет своей боевой службы, он участвовал в 100 сражениях, много раз был ранен и так часто висел на волосок от смерти, что казаки называли его не Бескровным, а Бессмертным. В 1828 году Бескровный участвовал с черноморскими казаками в осаде Анапы.
Анапа была уже в руках русских. Наступил суровый, изобиловавший бурями октябрь. Дул сильнейший моряк, юго-западный ветер, превратившийся в свирепый шторм у Анапы. Море ревело, клокотало и волнами необычайной величины и силы бросало, как щепки, огромные суда. Буря сорвала с якорей стоявший у Анапы на брандвахте люгер и понесла его к берегу. Судно и люди были на краю гибели.

ЩЕРБИНА Ф.А. Казачьи герои и сподвижники. Ч.III.

III. ВСЕ ДО ОДНОГО
Этих всех до одного было 50 человек: сотник Гречишкин, 3 урядника и 46 казаков Кавказского полка. Дело происходило таким образом.
Рубо Ф.А. Казаки.
За Кубанью против Старой Линии было неспокойно. Горцы собирались в партию и готовились к набегам на линию. В сентябре 1829 года командующий войсками правого фланга Кавказской линии генерал-майор Антропов получил достоверные сведения, что темиргоевский князь Джембулат Айтеков с братом своим Шумафом составили партию отчаянных наездников в 500 человек. Джембулат пользовался широкою известностью в горах и на линии. Эти был смелый и искусный предводитель черкесских джигитов, производивших набеги на казачьи владения. Нужно было ожидать дерзкого нападения.
«Сбатовать» лошадей - значит уложить их на землю. Источник Интернет.
В целях предупредительных мер по охране линии, в станицы Григориполисскую и Темижбекскую, между которыми, по слухам, горцы предполагали прорваться на линию, послан был подполковник Донского войска Залещинский с 250 человеками резерва и с одним конным орудием. Сам генерал Антропов, с 300 солдат Навагинского полка и 200 кавалерии Кубанского казачьего войска, расположился у Прочноокопа, чтобы при первой же вести о движении горцев, переправиться через Кубань навстречу неприятелю.

ЩЕРБИНА Ф.А. Казачьи герои и сподвижники. Ч. IV.

IV. НА РАЗВЕДКЕ
Пластун и разведка однозначащие понятия. Пластун был всегда впереди - и в походе, и при охране границ, - и всегда прежде других узнавал о движениях неприятеля. Но быть впереди значило подставлять грудь врагу и рисковать жизнью.
Разведка, о которой будет речь ниже, произведена была в 1830 г., в то время, когда формировались пластунские команды. В июне этого года генерал Бескровный предпринял экспедицию за Кубань против горцев. «Для разведок и наблюдения за горцами, - доносил наказной атаман Бескровный командующему войсками генералу Емануелю, - я организовал партию в 40 пеших казаков, отличных стрелков, храбрейших в делах с неприятелем и расторопнейших, называемых пластунами». Пять пластунов - Яким Шкара, Антон Шеремет, Степан Ермоленко, Грицько Семак и Фёдор Шринский, -направились, по поручению Бескровного, 22 июня на рассвете по большой дороге за Кубанью к укреплению Афипскому. По этой дороге очень часто проходили в укрепление и обратно транспорты и части войск. Поэтому черкесы всегда зорко следили за дорогой, и ни одному транспорту, ни одной военной колонне не удавалось пройти без того, чтобы не выдержать целого ряда стычек с горцами. Одни пластуны умели проходить по этим местам незамеченными.
Изображение
Лях А.П. Пластуны.
На этот раз пластунам, однако, не посчастливилось. Их заметили горцы. Последних было в партии не менее 60 человек. Казалось, не могло быть никакого сомнения, что 60 вооружённых всадников легко справятся на открытом месте с 5 пешими противниками. С гиками бросились черкесы на пластунов. Пластуны по команде старшего из них, Якима Шкары, свернули с дороги и залегли в бурьяне. Черкесы, прекрасно знавшие меткость пластунских выстрелов, сразу переменили приёмы нападения. Вместо стремительно начавшейся атаки, они издали окружили со всех сторон пластунов и криками требовали, чтобы те сдались.
«Гайда! Гайда!» - кричали они, что означало: «Выходите! Сдавайтесь!»
Пластуны притаились и ничем не обнаруживали своего присутствия. Они ждали удобного момента, когда горцы подвинутся к ним на выстрел. Черкесы волновались и неистово кричали. Более нетерпеливые из них придвинулись, наконец, на такое расстояние, на которое могли «достать» пластунские ружья. Над бурьяном, где заседали пластуны, взвился дым. Грянули выстрелы. Два горца пали мёртвыми. Товарищи бросились подбирать убитых, но пластуны успели зарядить ружья и новым залпом убили ещё двух черкесов. На выручку к убитым прискакало ещё несколько всадников, и опять пластуны убили по выбору трёх.
 Коробкин А. Старый казак. Старый казак
Таким образом, в течение нескольких минут, у черкесов выбыло 7 человек. Горцы опешили и благоразумно вышли из линии пластунского огня, продолжая кричать и угрожать издали.
Изображение
Репин И.Е. Лебедев Прокофий Демьянович (пластун). 1878
Пластуны ползком стали отступать назад вдоль дороги, в расчёте на приближение к ним их отряда, в котором по выстрелам могли уже узнать, что разведчики столкнулись с врагом.
И на самом деле, в это время уже скакал на выстрелы сам генерал Бескровный с казаками. Черкесы, заметивши это, бросились бежать. Но Бескровный успел нагнать их, и казаки взяли в плен шапсугского дворянина Ногая Шеретлука, служившего раньше лазутчиком у русских, и двух рядовых черкесов. Бескровный всегда заботился о том, чтобы без нужды, даже в горячем бою, не убивали и не увечили противников, а брали их в плен. Храбрые же и неустрашимые пластуны остались даже не оцарапанными черкесскими пулями, благодаря своему умению прятаться в бурьянах.
Изображение
Репин И.Е. Макар Симак (пластун). 1851-1862.
Сообщая об этом подвиге пластунов генералу Емануелю, генерал Бескровный просил представить к награде всех пятерых храбрецов за их отважную и умелую защиту от врага. Но оказалось, что два пластуна имели уже георгиевские кресты за подвиги, соединённые с пожертвованием собственной жизнью.

ЩЕРБИНА Ф.А. Казачьи герои и сподвижники. Ч.V.

V. НА ВЫРУЧКУ АТАМАНА
В январе 1830 года командующий войсками на Кавказской линии и в Черномории генерал Емануель предпринял поход в горы против черкесов. Одна часть войск, под личным начальством Емануеля, направилась в земли свирепых абадзехов, а другая, под командою наказного атамана Бескровного - во владения неукротимых шапсугов.
Среди сотен русских имен, сияющих в лучах ратной славы привлекательно особым магнетизмом имя доблестного Наказного атамана Черноморского казачьего войска Алексея Даниловича Безкровного. Родился он в состоятельной обер-офицерской семье. В 1800 году пятнадцатилетний Алексей Безкровный, воспитанный в боевых дедовских традициях, записался в казаки и покинул отцовский дом – Щербиновский курень.
Отряд Бескровного проник в обширные шапсугские леса на р. Дехач. здесь произошёл целый ряд стычек казаков с шапсугами, которыми предводительствовал шапсугский дворянин Маамкирей Цоко-Моко, необыкновенно энергичный и отважный горец. Как вожак, он был серьёзным противником храброго казачьего генерала. Окруживши наши войска, не в меру растянувшиеся в густом лесу, шапсуги наносили чувствительный урон отряду. Ожесточённый бой кипел во многих местах и достиг крайней степени напряжения.

ЩЕРБИНА Ф.А. Казачьи герои и сподвижники. Ч.VI.

VI. ЗАБОТЛИВЫЕ ТОВАРИЩИ
На страницы печати в своё время занесён был поразительный случай трогательного отношения черноморских пластунов к убитому товарищу. Люди, привыкшие с мужеством глядеть в глаза смерти, не могли перенести издевательства неприятеля над трупом убитого товарища и решили пожертвовать, в крайнем случае, другою жизнью, чтобы прекратить опозорение мертвеца.
Источник Интернет.
Дело происходило в 1855 году под Севастополем, при необычайной обстановке жестокой войны.
Четвёртый бастион, на котором служили пластуны, дальше других укреплений вдавался в черту неприятельской осадной позиции и, поэтому, нёс больше потерь, чем другие укрепления. Особенно сильно вредила ему неприятельская мортирная батарея, устроенная в земле на расстоянии всего на штуцерный выстрел от бастиона.
Черноморское казачье войско вступило в Крымскую войну в стадии реорганизации.
Войсковой комплект был определен уже в ходе боевых действий и включал 12 конных полков,  9 пеших (пластунских) батальонов, 3 конно-артиллерийские батареи, Кавказский Сводный иррегулярный полк и Лейб-Гвардии Черноморский казачий дивизион.
Когда 28 ноября, было заключено между воюющими сторонами перемирие на несколько часов для уборки убитых, главнокомандующий князь Меньшиков и начальник севастопольского гарнизона граф Сакен прибыли на четвёртый бастион.
Возник вопрос о причинах больших потерь на этом бастионе. Вице-адмирал Новосельский, как на главную причину, указал на подземную неприятельскую батарею. Началось общее обсуждение вопросов, с помощью которых можно было бы уничтожить батарею, но никто ничего подходящего не указал. Тогда присутствовавший при этом совещании начальник пластунов Головинский скромно заметил, что просто надо пойти и взять батарею.
- А сумеете ли вы сделать это с вашими казаками? - спросил его граф Сакен.

ЩЕРБИНА Ф.А. Казачьи герои и сподвижники. Ч.VII.

VII. СМЕРТЬ ХОРУНЖЕГО БИРЮКОВА и 48 ХОПЁРЦЕВ
В боевой жизни казаков на Кубани часто слепой случай заставлял казака или биться с врагом до последнего напряжения и остаться победителем, или же сложить голову в непосильной борьбе. Позволить черкесу взять в плен вооружённого казака считалось позором, да и самый плен грозил рабством и всеми ужасами подневольного положения у враждебных людей.
При таких условиях случилось происшествие 30 марта 1842 года у р. Харпачук, в одной версте от р. Болыного Зеленчука. Здесь случайно столкнулись 49 казаков под командой хорунжего Бирюкова, с150 горцами всадниками, возвращавшимися с набега, и дело сразу приняло такой оборот, что ни та, ни другая партия не могли избежать столкновения.
Источник Интернет.
Ночью, накануне 30 марта, горцы ворвались в Баталпашинскую станицу, сожгли 6 дворов с разного рода имуществом, 86 саженей станичной ограды и ушли от преследования. Кто были эти горцы и в каком количестве, никто не знал. Поднялась тревога по линии, пошли разного рода слухи между казаками.
Источник Интернет.
Когда до начальника Хумаринского участка Бирюкова дошли преувеличенные слухи о нападении горцев на Баталпашинск и о мнимом пленении казачьего населения, то он немедленно поскакал с 64 казаками и двумя урядниками к Зеленчукам, в расчёте перерезать путь горцам.

ЩЕРБИНА Ф.А. Казачьи герои и сподвижники. Ч.VIII.

VIII. ГУРТОВЫЙ, РОГАЧ и ЧЕРНЕГА
Это были черноморские пластуны, которые до тонкости знали пластунское дело и крепко соблюдали основное его правило - действовать сообща и не выдавать друг друга.
В июньскую тёмную ночь, когда, при новолунии, небо было покрыто мрачными тучами и когда пешие черкесы имели обыкновение ползком, как змеи, пробираться в станицы в надежде поживиться казачьим добром, - Гуртовый, Рогач и Чернега заняли залогу у плетня станицы Елизаветинской.
Пластун любил секрет или залогу. Притаившись где-нибудь в укромном месте, он зорко следил за всем, что происходило в окружности, всё высматривал, ко всему прислушивался, всё узнавал. В самые опасные, поэтому, минуты пластун, находясь в залоге, не только успевал хорошо разобраться в окружавшей его обстановке, но и придумать тот или другой наиболее подходящий к данному случаю план действий.
Рубо Ф.А. Казаки у горной речки. 1898. Русский музей. 
Гуртовый, Рогач и Чернега превосходно знали местность у своей станицы и близь Кубани. Опытные пластуны были уверены в том, что в такую ночь черкесы непременно явятся в станицу. Очень уж подходящая для воровских похождений была ночь.
Разместившись на известном расстоянии друг от друга, так, чтобы можно было охватить наибольшее пространство для наблюдения и незаметно подать условный сигнал друг другу при надвигавшейся опасности, пластуны превратились всецело в слух и во внимание.
Малейший шорох, игра тени, беспорядочное кружение в воздухе летучей мыши, отдалённый лай собаки, лёгкий топот животного, - всё, что действовало на слух и глаз пластуна, не ускользало от его внимания. Особой остротой у пластунов отличался слух. Сидя в кустарнике или в камышах, пластуны «на хруст», то есть по шороху, убивали диких кабанов и пристреливали черкесов.
Время клонилось к полуночи. Гуртовый, Рогач и Чернега точно исчезли куда-то.
Источник Интернет.
Ни звука, ни малейшего движения не слышно было там, где они сидели. Но каждый из них с напряжением следил за тем, что происходило в станице и возле неё, разгадывая по звукам, где, что случилось.
Но вот Гуртовый особенно насторожился.

ЩЕРБИНА Ф.А. Казачьи герои и сподвижники. Ч.IX.

IX. МОРЕХОДНАЯ КАВАЛЕРИЯ
В одну из свирепствовавших в 1848 году бурь на Чёрном море была сильно повреждена казённая лодка, попавшая к скалистым берегам близ мыса Дооб и укрепления Кабардинки.
Лодка стояла на якоре, но когда разразилась буря, шкипер обрубил канат от якоря и направил лодку к черкесскому берегу. Судно прибило волнами к ущелью Чусхаб, но к самому берегу оно не могло пристать, дул сильнейший моряк и, при небольшом морозе, прибой волн был так силён, что не было никакой возможности сойти с судна на берег. Один из матросов рискнул покинуть судно - и утонул на глазах товарищей.
Источник Интернет.
Вблизи пострадавшего судна находился черкесский аул Чусхаб. Чусхабцы, заметивши крушение судна, немедленно дали знать в Новороссийск об этом. Для спасения экипажа и судна из Новороссийска послана была на рысях команда из 40 донских казаков и за нею рота солдат.
Казаки прибыли на место происшествия далеко раньше пехотинцев и решили немедленно спасти моряков. Но как это сделать?

ЩЕРБИНА Ф.А. Казачьи герои и сподвижники. Ч.X.

X. БАБА - КАВАЛЕР
В шестидесятых годах, в базарные дни в г. Екатеринодаре, можно было часто встретить старуху казачку, на груди у которой красовался военный орден Св. Георгия. Старуха была высокого роста и прекрасного сложения. Она ходила медленною самоуверенною поступью, с приподнятой головой, и держала себя с достоинством, как человек, знавший себе цену. Чуть заметная улыбка скользила у её по лицу, когда в базарной толпе раздавался чей-либо голос:«Дивись! дивись! Баба з хрестом!» Это льстило старухе. Она гордилась своим знаком отличия.
Источник Интернет.
Баба-кавалер, как называли её на базаре, привозила из соседней станицы продукты своего хозяйства в Екатеринодар для продажи. Все у неё охотно покупали масло, сметану и яйца. И много рассказов ходило о ней, из которых впоследствии я слышал от одного из казачьих офицеров следующий.
Когда черкесы убили мужа у старухи, она была ещё молодой женщиной и осталась в семье одна с малыми детьми. Она не упала духом, не стала ныть и жаловаться на судьбу, не ожидала помощи со стороны, а крепко взялась за хозяйство. Оставшийся после мужа скот был сбережён, посевы производила она со своими малышами, хлеб молотила и сено возила также сама с детьми. Только косарей приходилось ей нанимать, но на это она умела припасать деньги. Одним словом, хозяйство спорилось у казачки и казачка сходила за казака.
Так казаком она и держала себя. Когда требовалось, то выставляла подводу в станичное правление, возила арестантов или солдат и давала хату под постой. Даже военной частью занималась. За ружьём мужа она ухаживала не хуже любого пластуна, чистила и смазывала его, умела заряжать и разряжать и держала в исправности все принадлежности к ружью - отвёртку, баранчик, жирницу и шомпол. Когда она выезжала со двора в поле, то брала с собою ружьё, бережно укладывая его на возу рядом с собою, чтобы оно было во всякую минуту под рукою, делала это точь-вточь, как её покойный муж.
Казаки иногда, шутя, спрашивали казачку: «Що це у тебе, Марино?», - показывая на ружьё.
«Самопал», - невозмутимо отвечала она.
«А ми думали рогач», - шутили казаки.
«Еге ж!» - спокойно она обрывала казаков.
- I на що ти таскаеш ружже з собою? - приставали казаки. - Побачуть його у тебе черкеси, однімуть, та тебе ж із нього і убьють!
- Нехай попробують! - говорила вызывающе Марина. Казаки шутили, а сами был уверены, что при случае Марина
может дать сдачи хоть и черкесу.
И такой случай действительно произошёл.

ЩЕРБИНА Ф.А. Казачьи герои и сподвижники. Ч.XI.

XI. ВОСКРЕС ИЗ МЁРТВЫХ
На Джигинскую батарейку, расположенную в устье Джиги или Кубани, 18 марта 1834 года явилось два черкеса. Они просили урядника, командовавшего батарейкой, послать кого-либо из команды на ту сторону Джиги, где находились будто бы черкесы-перебежчики, желавшие перейти в Черноморию к казакам. Урядник, взявши с собою одного казака, лично отправился на лодке к противоположному берегу реки.
Здесь черкесы завели с ним оживлённый разговор. Урядник, стоя в лодке, из предосторожности не выходил из неё, разговаривая с горцами. Вдруг один из них быстро выхватил пистолет и в упор выстрелил из него в урядника. Как сноп свалился урядник в реку.
Рубо Ф.А. Черкесы пересекают реку.
Сидевший в лодке казак быстро оттолкнул её от берега и ещё быстрее погнал её на противоположную сторону Джиги. Он благополучно прибыл к Джигинской батарейке, и передал, как черкесы убили урядника и как сам он едва спасся от черкесов. Пожалели казаки о товарище уряднике, пожелали ему царство небесное и вечный покой и быстро снарядили погоню за вероломными черкесами.
Весть об убитом черкесами уряднике разнеслась и по другим укреплениям. Узнали об этом и товарищи казаки, находившиеся в ближайшем Джеметейском укреплении, расположенном на другой стороне Кубани. И здесь казаки пожалели доброго товарища и пожелали ему царство небесное и вечный покой.
Источник Интернет.
Между тем убегавший в суматохе казак Джигинской батарейки не заметил, как черкесы извлекли из реки урядника и повезли его с собою. Посланная за ним в погоню казачья команда не догнала черкесов и не могла выяснить, куда делся урядник. Думали, что его увлекло течением воды куда-нибудь дальше.
Когда черкесы вытащили из воды урядника, он оказался жив, но серьёзно ранен в бок.
Сообразительный черноморец решил воспользоваться этим обстоятельством и стал изображать из себя человека, безнадёжно раненого. Когда черкесы привезли его в ближайший аул, он сделал вид, что рана не позволяет ему ни встать, ни сесть. Черкесы не решились везти пленника дальше, чтобы сильнее не разбередить ему раны. Это уже было выигрышем для черноморца: он был близко от батарейки.
Черкесы усердно ухаживали за больным и лечили его рану в надежде на хороший выкуп или сбыт его в Турцию.
Прошло девять дней со времени происшествия на Джиге. Утром 27 марта часовой на Джеметейском укреплении заметил, как кто-то пробирался к укреплению. Сначала дозорный подумал, что это подкрадывался к укреплению черкес, но неизвестная фигура подавала какие-то знаки.
Извещённые об этом казаки бросились к таинственному незнакомцу. Лишь только приблизились к нему, фигура поднялась, приложивши обе руки к одному боку.
- Та це ж джигинській урядник! - воскликнул один.
- Я! - послышался слабый ответ.
- Воскрес, значит, из мертвых? - не утерпел черноморец, чтобы не сострить в этом случае.
- Воскрес! - произнёс слабым голосом беглец и, показывая на рану, которую он охватил руками, в изнеможении упал на землю. Рана ещё не зажила и напряжение, потребовавшееся больному для того, чтобы совершить побег, обессилило его.
Но рана впоследствии зажила и воскресший из мёртвых урядник продолжал служить на линии.

ЩЕРБИНА Ф.А. Казачьи герои и сподвижники. Ч.XII.

XII. МИКИТА ЛИТВИН
Микита Литвин был десятилетний мальчик, сын вдовы. В этом возрасте он считал себя самостоятельным человеком и сердился, когда мать называла его уменьшительным Микитка. Какой он, в самом деле, Микитка? Отца его убили черкесы, мать была беззащитной женщиной, двое братишек - совсем малыши и никого больше в доме; он ведь самый большой.
Источник Интернет.
Живой и сообразительный мальчуган, поэтому, держал себя свысока со сверстниками и, в случае каких-либо недоразумений, храбро вступал в драку и дрался до последней возможности. Если противник был сверстник, Микита тузил его молча и сам не плакал, когда ему было больно от ударов соперника; а если на Микиту нападал взрослый, то Микита кусался, царапался, дрыгал ногами, кричал и плакал, но не сдавался. Неприлично было сдаваться лицу, стоявшему во главе семьи.
Ходил Микита, когда хотел и куда желалось ему. Выйдет за курень, пойдёт по степи и разгуливает вдали от жилья, без малейшей боязни и смущения. Сколько раз мать пыталась пугать Микиту черкесами, мальчик не обращал на эти предостережения никакого внимания.
В 1814 году черкесы мелкими шайками проникли далеко в черноморские степи, забирали пленников, угоняли скот и грабили одинокие хутора. Одна из таких партий случайно захватила вдали от куреня и Микиту Литвина. Микита начал было кричать и брыкаться ногами, но старик черкес вынул из ножен огромный кинжал и поднёс его к самому носу сопротивлявшегося Микиты - и Микита смолк и покорно сел на круп лошади сзади черкеса.
Пленного Микиту черкесы повезли в горы и водворили в семье старика - сурового и требовательного горца. Микиту плохо одевали, ещё хуже кормили и заставляли всё делать - и воду таскать, и дрова рубить, и за скотом ходить, и старой марушке прислуживать. И вот тут-то свободный казак Микита Литвин и почувствовал неволю. Ни пойти куда-нибудь, ни даже выглянуть из сакли черкесы не позволяли Миките, а в первое время так и привязывали его крепко на ночь.
Микита подумал-подумал и стал послушным мальчиком. Весёлый нрав, быстрое выполнение поручений и приязненное, без всякой тени враждебности, обращение с хозяевами скоро создали Миките довольно сносное положение. Особенно благоволили к нему черкешенки.

ЩЕРБИНА Ф.А. Собрание сочинений. Том I. Глава I. Моя детская Деревянковка

Щербина Федор Андреевич. Собрание сочинений. Серия I. Неизданные сочинения: в 6 т. – Т. I. Пережитое, передуманное и осуществленное: в 4 т. – Т. I. / Сост., науч. ред., вступ. ст. В. К. Чумаченко. – Каневская; Краснодар; Москва, 2008. – 504 c.: ил.
Фонд памяти Ф.А. Щербины, 2008. Жанры: Мемуары, воспоминания и другие биографические материалы.
Аннотация:
Первый том воспоминаний Фёдора Андреевича Щербины издан фондом его памяти при поддержке Благотворительного фонда «Вольное Дело». Издание осуществлено тиражом в 1 тыс. экземпляров в станице Каневской – центре района, в котором находится родная станица историка – Новодеревянковская. Ответственный редактор и автор предисловия – В.К. Чумаченко, кандидат филологических наук, профессор, зав. кафедрой Кубанского государственного университета культуры и искусств. В подготовке книги также принимал участие директор станичного музея Ф.А. Щербины А.В. Дейневич.
Щербина Ф.А. Собрание сочинений. Том 1Полный текст аннотации:
Сын станичного священника Фёдор Андреевич Щербина – известный общественный деятель, историк, основоположник российской бюджетной статистики, член-корреспондент Российской Академии наук, член Кубанской Рады, глава Верховного суда Кубанской народной республики, поэт и писатель. Собрание сочинений выдающегося российского статистика, социолога, казачьего историка и этнографа Ф. А. Щербины (1849–1936) открывает публикация его четырехтомных воспоминаний «Пережитое, передуманное и осуществленное», создававшихся в эмиграции, в Праге. В эмиграции Щербина написал четыре тома своих воспоминаний «Пережитое, передуманное и осуществлённое», но только первые три из них успели увидеть свет до его смерти в 1936 году. Первый том посвящён его родной «Деревянковке», её истории, детским годам, семье, станичным обычаям и традициям. В книге воспроизведены яркие картины изни черноморской станицы 1850–1860-х гг., свидетельствующие о несомненном литературном даре автора.
Книга рассчитана на широкий круг читателей: исследователей истории и культуры, студентов, учащихся старших классов общеобразовательных школ и воспитанников кадетских корпусов – всех, кто интересуется казачьим прошлым Кубани.
25 декабря 2008 г.
Содержание первого тома:
Моя детская Деревянковка.
Историческая справка.
Битва казаков с черкесами.
Горе командира.
Разжалование командира.
В учебной команде.
На излечении.
Семейный мир и воспоминания об отце.
Семейное событие.
Наша царина и проказы трех маленьких лошадок.
Явтух.
Охтиан.
Касалапа Оксана.
Матушкина богадельня.
Пластун Костюк.
Мое знакомство со станичной громадой.
Крайчаны и гребельцы.
Набока и Москаленко.
Поход на хутора.
Отец Юрий.
Сестра Марфа.
Старощербиновская ярмарка и старощербиновская бабушка.
Дядьки Шрамы и поездка на Ахтари.
Родич Стрига и порт Ейск.
Что делалось у казаков в станице и вне ее.
Благородное сословие и есаул Слабизьон.
Рождественские святки.
Пасхальные святки.
Деревянковские игры и зрелища.
Бабочки-стрекотухи у Андриановны в гостях.
Деревянковский фольклор.
Комментарии автора к I-ому тому воспоминаний.

Глава 1. Моя детская Деревянковка
Я родился 13 февраля по старому стилю 1849 года. Многое пережил я на своём веку; хотелось бы передать пережитое возможно ближе к действительности.
Начну с места моего рождения – с Деревянковки. Это казачья станица бывшего Черноморского казачьего войска, как названо было возобновлённое в 1787 году за рекой Бугом. Войско Запорожское, переселённое в 1792 году в северо-западную часть нынешнего Кубанского края. Край назван был Черномориею, а население черноморцами.
Я живо представляю себе свою детскую Деревянковку, не нынешнюю огромную и многолюдную, а прежнюю, в которой в первый раз я увидел Божий свет, людей и природу, и которая долго потом рисовалась мне в радужных красках детских воспоминаний.
Тогда мне казалось, что лучше Деревянковки нет места в мире; признаюсь, даже теперь я люблю эти чистые детские воспоминания. Вдумайтесь в представления об этом естественном детском чувстве привязанности к родине – и вы поймёте меня. 
Сельское подворье.
Когда я начинающим жить, воспринимать и понимать явления ребёнком смотрел из своего двора на убогую деревянную церковь с зелёными куполами и мутно-жёлтыми крестами, то мне казалось, что «наша церква» представляла собою нечто особенное, величественное, из ряда других зданий выходящее. И это приятное, очаровавшее меня в детстве впечатление крепко засело в моём мозгу навсегда так, что вне Деревянковки оно оставалось для меня длящимся, приятным и, несомненно, возвышенным пережитком. 
На станичной улице.
Когда я в первый раз дошёл «до високоi могили», находившейся в полуверсте от нашего двора, то я думал, что совершил что-то большое в своей жизни. Я был так мал и слаб, что лишь с помощью старшего брата, держась за его руку, совершил это путешествие. То, что происходило на кургане, произвело на меня необычайное впечатление. Здесь я увидел трёх неизвестных мне парней, которые скакали на одной ноге с вершины кургана к его подошве. Сначала я не понимал, что и зачем делают эти парни, но когда на моих глазах, при громком хохоте парней, полетел кувырком мой старший брат с кургана, попробовавши скакать на одной ноге, то скачущие и не падающие фигуры парней вызвали в моём сознании впечатление чего-то чудесного и увлекательного. И это, неожиданно поразившее меня впечатление, также гвоздём вошло в мою голову, которая невольно заработала от полученных впечатлений. 
Меня поразило падение брата, которого я считал самым сильным и ловким в среде его сверстников. Никто из них не мог побороть его. «Грудки», комья земли или глины, он бросал «вище, нiж хлопцi», а на речке он так ловко пускал по поверхности воды черепки от посуды или осколки от жжёного кирпича, приговаривая: «бабо! бабо! перевези дiда, а як не перевезеш, то й сама пропадеш!», что его «дiд» долго и долго делал рикошеты по воде и все хлопцы в один голос кричали: «от так дiд! а ну, Василю, ще!». И вдруг три парня, легко скакавшие по скату кургана на одной ноге, делали то, чего не мог сделать мой брат. Это поразило меня и заставило призадуматься настолько, что придя домой, я немедленно принялся скакать на одной ноге; несколько раз при этом самостоятельном опыте падал и, при одном падении, так хватил лбом о косяк двери, что на лбу «аж моргуля скочила». Хотя она несколько дней побаливала-таки изрядно от малейшего прикосновения к ней, но я не плакал при падении и не жаловался потом на боль, а только махал рукою и проникался желанием «нехай, нехай болить, а я навчусь скакать на однiй нозi». 
А когда с вершины кургана я глянул на окрестности и глазам моим представилась широкая беспредельная степь, с пасущимися на ней животными и таинственными очертаниями степного миража, то моему удивлению и очарованию не было границ. Я увидел целый новый мир, дёргал брата за полу и, молча, тыкал пальцем в пространство. «Що, що там таке?» — спрашивал меня брат, а я только восклицал: «Дивись! Дивись!».
Долго потом вся моя детская черепашья прогулка «на велику могилу» рисовалась мне в радужных красках виденной в целом. Деревянковки, скачущих на одной ноге парней и широкого простора степей. 
Из таких-то впечатлений, путём ассоциации их, слагалось одно общее чувство влечения и любви к Деревянковке и ко всему, что было связано с ней. Река и степи, курганы и балки, животные и птицы, люди и их поведение, наконец, сама Деревянковка, будили во мне родственные с нею впечатления красоты и близости, и тем ярче оттенялись и окрашивались эти впечатления в моей памяти, чем теснее были связаны с ними совершённые мною действия в наиболее охватившие мой ум и чувства моменты восприятий.
Во мне долго возбуждало чувство гордости или удовлетворения, — не знаю, как точнее выразиться, — но я хорошо припоминаю тот пригорок у проходившего внизу его «бакая», то есть вырытого водою русла ручья, где я незаметно подкрался к пригорку и выстрелом из ружья повалил впервые убитого мною «великого кулика» — кроншнепа. Пристрастившись впоследствии к ружейной охоте, я всегда с каким-то удовольствием вспоминал этот выстрел, причём, ярче всего мне рисовался тот пригорок, на котором пал жертвою моей охотничьей страсти «великий кулик» и момент падения его, когда он повалился набок «как подкошенный».
На гребле через р. Албаши.
Точно также в данную минуту мне живо вспоминается то детское обаяние, которое возбудил во мне изгиб степной речки, где я и мои сверстники, ловя маленьким бреднем раков, поймали вместе с раками и мелкою рыбою двух больших карпов. То были первые большие рыбы, пойманные при моём дирижирующем участии. Почему именно это обстоятельство, а не другие, когда приходилось ловить больших коропов сотнями, крепко засело в моей голове, трудно теперь судить, но оно много раз снилось мне потом в зрелом возрасте, причём, во сне ясно рисовался речной изгиб, бухточка, в которой произведена была удачная ловля и сильно бушевавшие «в матне волока» карпы. «От так балабани!» — закричали тогда мы все хором.
И еще с большей живостью охватывают меня воспоминания о том, как бывало я, брат, сестра и наш сверстники несёмся с кувшинами в руках в степь за клубникой. Соревнование, казалось, удваивало наши рвения. Один перед другим мы наперебой старались поскорее наполнить ягодой бывшие у нас сосуды. И когда по счастливой ли случайности, или вследствие моей живости, я первый наполнял клубникой свой кувшин и торжественно провозглашал: «а у мене вже повний глечик!», то чувство удовольствия приятно щекотало моё детское самолюбие, а вместе с тем ярко запечатлевалось в памяти то место, где я находил наибольше крупной клубники. В голове невольно оставалось твёрдое желание побежать в это место за клубникою и в следующий раз или даже в следующие годы, а самоё место непременно превращалось в что-то ценное, привлекательное.
А сколько радости и удовольствия доставляли мне короткие поощрительные замечания моей матери, когда мы приносили домой полные кувшины клубники! «Гарна ягода, — ласково говорила мать, — гарнi i ви у мене дiти», а я буквально горел от удовольствия.
Да и как могло быть иначе, когда я страстно любил мать и готов был всё сделать за её ласку, а эти ласки в обилии сыпались на меня в Деревянковке, когда я был при матери. Я, по крайней мере, не могу отделить любви к матери от любви к Деревянковке, так слились у меня воспоминания о родной матери и о родной станице. Здесь, в этом единстве влечений к родным людям и к родным местам, несомненно, надо искать тех сложных и разнообразных сплетений мысли и чувства, из которых сложились светлые воспоминания о моей славной Деревянковке.
Я не могу представить себе своего детства без Деревянковки, а Деревянковки без отцовского дома, реки, степей, церкви, людей и, главное, без моей милой любящей матери, давшей мне жизнь в Деревянковке.
Постараюсь по возможности точно, в реальных условиях пережитого, насколько сохранилось оно в моей памяти, передать лишь отдельные, наиболее характерные и лучше других запечатлевшиеся эпизоды из моей детской жизни.

ЩЕРБИНА Ф.А. Собрание сочинений. Том I. Глава XXVIII. Пасхальные святки

От празднования населением Деревянковки пасхальных праздников остались у меня с раннего детства до глубокой старости самые светлые воспоминания. День Воскресения Христова или, как называли его черноморцы, день Пасхи, был у всех самым светлым днем в году – праздником праздников. Он будил в населении самые высокие и радостные настроения, связанные с личностью Богочеловека и, даже на удовлетворение главной материальной потребности людей в пище, налагал свой светлый отпечаток. Пасха, прообраз хлеба насущного, красные яйца, красивые эмблемы первоисточника жизни живых существ, ставились превыше всех яств. Я и все домашние, окружавшие меня в раннем детстве, жили во время пасхальных святок светлыми моментами этого двойного настроения – чисто стихийной, так сказать, радости и одушевления и торжественного почитания хлеба насущного в идеальном для всех виде пасхи с теми красными яичками, обмены которых друг с другом все сопровождали поцелуями.
Такой характер празднования пасхальных святок обусловливался, как напряженными ожиданиями всем населением чего-то светлого, высокого и желательного во время сурового режима при потреблении пищи в Великий Пост, так и самым наступлением торжественного акта по осуществлению этих желаний в пасхальные дни. Мне хорошо памятны дни Великого Поста, дни сухоядения и недоеданий, с одной стороны, и сладостных ожиданий, которыми манила нас Пасха к себе, с другой.
Храм Рождества Богородицы ст. Новодеревянковской. В станице, на месте первого деревянного казачьего храма в честь Рождества Пресвятой Богородицы, сожженного 7 января 1935г, силами казаков построена небольшая часовня Рождества Пресвятой Богородицы, освященная в 2004 году. На ее территории доныне покоится прах родителей Ф.А.Щербины – Священника Андрея Щербины, матушки Марины, и его брата. 
Второй великолепный храм станицы, во имя Святителя Николая Мирликийского Чудотворца, построенный за четыре года станичниками, находился там, где сейчас располагается территория парка, был освящен в 1901 году, и к глубокому сожалению был разрушен в 1938году. Этот храм входил в число крупнейших и благолепных храмов Кубани.
Макет храма во имя Святителя Николая Мирликийского Чудотворца.
Наш двор был расположен напротив и вблизи входа в церковную ограду, а у самых ворот вблизи забора находился колодезь с прекрасною питьевою водой. Великопостные говельщики в положенные между утренним и вечерним богослужением часы ели и пили у нашего колодязя, для чего мать приказывала даже отворять ворота. В дни исповеди здесь собиралась целая толпа, и я неоднократно наблюдал, сидя на крыльце, как спешила эта толпа съесть недоеденное – бублики, сластёны, пирожки и т.п., которые в обилии продавались у церковной ограды. Но лишь только раздавался первый удар колокола, созывавшего говеющих на вечернее богослужение, как мгновенно, точно по мановению ока, прекращалось это чревоугодие. Съевший полбублика быстро прятал недоеденную половинку его в карман, державший в руке масляный сластён не ел, а глотал его целиком, как утка лягушку, пивший воду поперхался ею, кашлял, давился и обливался водою и т.п. Считалось большим грехом есть и пить после удара в колокол до следующего дня, когда после причастия разрешалось есть и пить. Мне помнится, как сам я даже боялся думать о пище и воде, в этот, казавшийся мне гнетущим, промежуток времени, и с какою осторожностью утром на следующий день умывался я, заботясь о том, чтобы в рот не попала ни единая капля воды, которую с жадностью я, наверное, проглотил бы.
Новодеревянковцы. Свадьба.
Деревянковцы были строго дисциплинированный народ не только в военном, но и в религиозном отношении. Раз у казака существовал обычай, он подчинялся ему, как неписаному закону. Поступали так взрослые и тому же следовали дети. Удар в колокол в мирной жизни был таким же сигналом для казачьего населения, как выстрел из пушки перед началом боя. Потому-то говельщики и говельщицы совершали в сущности противорежимные в Великий Пост поступки, предаваясь усиленному чревоугодию в ожидании первого удара колокола. В это время обычаем разрешалось есть и пить, а с обычаем в период непререкаемого им господства, трудно было бороться и рискованно не подчиняться ему. Если бы кто-нибудь из говельщиков или говельщиц, продолжал после удара колокола есть или пить, то их осмеяли бы и, может быть, они потерпели бы что-нибудь более ощутительное; мальчишек во всяком случае кто-нибудь из почтенных особ за уши выдрал бы.
Таким образом, так не гармонировавшие с понятием об исповеди и причастии противорежимные поступки деревянковцев в дни Великого Поста были в сущности лишь передышкою в ожидании того времени, когда все могли свободно, по собственному влечению, есть, пить, веселиться и переживать высокие моменты духовных наслаждений. Этими передышками ни мало не ослаблялись, однако, ожидания пасхальных святок, когда не требовалось ни постничать, ни говеть, а появлялась широкая возможность свободно, без гнёта обычая, жить и радоваться. Ожидания пасхальных дней появлялись у населения непосредственно после шумной и обильной блинами и варениками масленицы, в первый же день Великого Поста, когда даже тертый хрен с квасом считался лакомым блюдом, затем в течение семи недель Великого Поста, эти ожидания росли и увеличивались. По собственному детскому опыту я знаю, с какою силою они охватывали взрослых и детей, особенно, когда наступали великопостные, монотонные и суровые дни с унылыми призывами колокола к посту, сухоядению и необычному для казака смирению. Великий Пост, как бы нарочито, демонстративно оттенял светлые дни и величие светлого праздника – Пасхи.
Особенно мучительными казались мне два последние перед Пасхой дня – страстная пятница и страстная суббота. В пятницу и в большую часть субботы нам, детям, не позволялось даже нос показать ни в дом, ни в кухню. Там подготовлялось пасхальное тесто и производились другие работы, которым мешала наша детская резвость и безалаберность. Нельзя было отворить дверь или окна, чтобы не застудить тесто и не помешать его всходам и вызреванию; воспрещалось резвиться и бегать в комнатах; требовалась большая осторожность при входе в дом или в кухню, чтобы не наступить на что-нибудь и не опрокинуть; за нами тщательно следили Оксана, мать и сестра Домочка, которой мать давала специальные поручения по надзору за нами и мы часто слышали: «куда? куда?» или «геть! геть!». Со всем этим можно было еще мириться, но и на нас, детей, распространялся строгий постовой режим ядения – не было ни чаю, ни завтрака, ни обеда, ни ужина, а в день выноса плащаницы не давали есть до тех пор, пока духовенством не был торжественно совершен этот церковный обряд. Есть было нечего; были лишь «хлеб, соль и вода – казацкая еда», как гласила поговорка. Соблазнительные пасхальные печенья и деликатесы, приятно щекотавшие нос, были скоромны и их нельзя было касаться до следующего дня или момента разговения; о вяленой же рыбе – суле или тарани, которую мы особенно любили, грешно было даже думать. Все это повергало нас с братом. Андреем в уныние и мы с ним бродили по двору, повесивши, что называется, нос.
Старшая сестра Федора Андреевича - Доминика со своими детьми - Павлом, Андреем и Варварой.
Только со второй приблизительно половины субботнего дня подготовительная суматоха к Пасхе несколько ослабевала. В это время в определенных местах красовались уже пасхальные произведения матери и Оксаны – ряды печений: орешки, вергуны и пасхи большая, средняя и маленькая или, собственно, наши детские – моя, Андрюши и Палажечки. Мы с Андреем немедленно овладевали своим добром и ставили свои маленькие пасочки на определенные в комнате места. Мать не воспрещала этого и сама выглядела довольною и повеселевшей: пасхи удались на славу – высокие, румяные, лёгкие и пушистые. Сжарены уже были куры, утки и соблазнительная индейка с изюмом, которые заранее тщательно откармливались, чтобы служить украшением пасхального стола, распростившись с собственною жизнью. Тогда я над этим не задумывался, а горел нетерпением скорее полакомиться ими. В это же время наступал момент и нашего с братом. Андреем участия в подготовлениях к празднику. Позже всех операций производилось крашение яиц обыкновенно в сенях кухни «на кабицi», где мы с Андреем немедленно водворялись в почетной роли не то контролеров, не то судей. Окрашенные яйца мы тщательно, обсуждая и споря, осматривали и если краска неравномерно ложилась на них, то такие яйца мы отбирали и передавали матери, которая снова опускала их в кипящую воду с краскою. Это развлекало нас. Наступал поворот в настроении, а заключительный акт Великого Поста совершался для нас в тот момент, когда мать выбирала самую большую и высокую пасху для освящения вместе с другими предметами пасхального стола. Тогда мы с Андреем окончательно успокаивались и очень рано ложились спать, чтобы не прозевать пасхальной заутрени и просили всех вовремя разбудить нас.
Сами мы в этот раз спали крепко, но, услышавши колокольный звон, быстро оделись и спешно направились в ограду к церкви. В то время внутри ограды вокруг церкви горели уже огни и было много народа. Хозяйки или кто-нибудь из молодежи принесли уже для освящения пасхи, яйца, жареную птицу, свиное сало, коровье масло, творог, даже соль и др. принадлежности праздничного стола. Принесшие все это огромным кольцом окружали церковь и сидели рядами друг около друга. Всюду на подостланных скатертях стояли уже пасхи всевозможных величин и форм. В одном месте рядом с пасхой лежал с подогнутыми ножками жареный поросенок с вложенным в зубы красным яйцом, в другом у пасхи сидела жареная утка с приподнятой шеей и головой, а перед ней у самой груди лежали красные яйца, в третьем вместо птицы возле пасхи лежало свиное сало, красные яйца, пироги с творогом и т.п.
И всюду горело по две или по три восковых свечи, прикрепленных к расставленным предметам праздничного стола. Горящих свечей было до того много, что в ограде было почти так светло, как днем. Нас радовал один уже ливший со всех сторон свет и приподнимал настроение красивый вид и разнообразие расставленных пасок, обилие красных пасхальных яиц и чередование птичьих фигур с жареными поросятами. Мы с Андреем ходили вокруг церкви и тыкали пальцами в смешивших нас поросят с красными яйцами в зубах. Хозяйки сидели на раз занятых местах в лучших своих одеждах и украшениях, чинно перекидывались короткими фразами или сдержанным говором, явственно, однако, доносившимся до слуха и других, жалуясь на неудачи и неожиданные случайности при изготовлении и печении пасох.
- Я таки, — слышалось в одном месте, — i борошна iз дуже добро? пшеницi намолола й всього в препорцiю в тiсто положила, i добренько замiсила, — i що ж ви думаэте? – не сходе i не сходе моэ тiстечко! Дiти дуже хату нахолодили, роскривши дверi. Я тодi мерщiй до печi i затопила ii. Ну i пiднялось мое тiсто, слава Богу, паски вийшли, як слiд.
- Гарненька, гарненька, у тебе, серденько, вийшла пасочка, — поощрительно заметила какая-то старуха.
- Ну й горечко було менi з пасками, — слышалось в другом месте. — Два рази прийшлось пекти. В перший раз вийшли важкi та осадкуватi паски. Такого борошна старий Грицай намолов. Я давно вже казала своему Ничипору: «Не вози молоть зерна до Грицая!» Не послухав. Ну й пришлося в другий раз пекти паски iз иншого борошна. Спасiбi сусiдцi Кулидисi, позичила менi свого борошна.
- Та бува?, — сказала соседка.
- Нi, мiй Гордiй Потапович не пожалiв-таки грошей, та купiв аж три хунти крупчатки, — совсем уж громко сообщала в третьем месте молодая разряженная казачка своей молодой также приятельнице. — Я змiшала крупчатку з свoiм борошном, просiявши його три рази через густе сито. Ну й тiсто ж вийшло! Просто аж душа радувалась. Поставiла я на одну минуточку тiсто на стiл перед божницею, а де не взявся отой пiвень здоровий та горластий, — ти ж знаэшь його, Марусе! — взлетiв в хату, та як крикнув: «Ку-ку-рi-ку!». Оглянулась я, аж в душi похолонуло. Пiвень сiв прямо на тiсто, та так глiбоко запустiв кiгти у тiсто, що маха крилами, а ног не може одiрвать од тiста. Я вже насилу одiрвала. Тепер сама не знаю, щоб воно це значило – чи на добро, чи на худо?
- А куди вiн головою стояв? — вмешалась в разговор сидевшая с другого боку старуха.
- Прямо до кивота, — ответила рассказчица, — а як спiвав, то и до божницi поклонився, як кланяються пiвучи пiвни.
- Та це ж, — авторитетно заявила старуха, — непремiнно на добро.
- Та й я так подумала, — согласилась рассказчица, — жаль тiльки, що тiста багато прийшлося одрiзать з тiэi частини, на якiй сидiв пiвень, та кiгти запустив. Мабуть з хунт крупчатки пропало, бо одрiзане тiсто я пустила не на паски, а на пирiжки.
Несколько раз мы с Андреем обошли ряды расставленных пасох, наслаждаясь красотою открывшегося зрелища и вслушиваясь в разговоры сидевших женщин, которые вертелись исключительно около приготовления и выпекания пасох. Это были, так сказать, злободневные разговоры. Я не придавал им особого значения, но маленький Андрей мотал их на ус. В тот же день, при общем смехе, он с юмором рассказывал дома, «як пiвень сiв верхом на тiсто паски и кричав: «ку-ку-рi-ку», а якась жiночка та бабуся казали, що то вiн так на добро Богу молився».
Забавляясь так в ограде, мы с Андреем ни разу не заглянули в церковь, в которой совершалась заутреня.
И вдруг в тот момент, когда все внимание наше было обращено на начавшийся между женщинами спор из-за места, на которое запоздавшая казачка хотела поставить свою пасху, из боковых дверей церкви показалась торжественная процессия с хоругвями, иконами и духовенством, сопровождавшим плащаницу.
Я слышал от сестры Марфы, что после того, как плащаница, троекратно обнесенная вокруг церкви, вкладывается на свое место и духовенство в первый раз торжественно запоёт: «Христос воскресе из мертвых», совершается воскресение Христа и это могут видеть неговорящие еще младенцы и святые схимники. Как молния мелькнул у меня в голове этот рассказ, сразу угасло любопытство к заинтересовавшей нас сцене спора из-за места и моё, несколько легкомысленное поведение, мгновенно заменилось могучим религиозным настроением. Чувствовалось какое-то жуткое беспокойство, мне страстно захотелось увидеть воскресшего Христа.
Брат Василий всегда обыкновенно приезжал на пасхальные святки из Екатеринодара домой. В Екатеринодаре же учились старший сын Харитона Захаровича Дашко, впоследствии отец Даниил, священник станицы Крыловской, и мой крёстный брат Стёпка Слабизьон, учившийся в Екатеринодарской гимназии и бывший впоследствии популярным мировым судьёю. Учащихся отпускали по домам неделею раньше Пасхи и они приезжали домой на одной общей подводе. Не помню, что послужило причиною запоздания их приезда, но брат мой явился домой поздно вечером в страстную субботу, когда мы с Андреем уже спали. Нас не разбудили вовремя и, пробудившись от сна, мы с Андреем быстро оделись и прошмыгнули в церковную ограду никем незамеченными. Мать, обрадованная приездом. Васи, отправилась с ним в церковь до нашего пробуждения. Таким образом, мы с Андреем не знали о приезде брата. И вот внезапное появление брата Васи в церковной процессии сильно поразило меня. В процессии шли рядом мать, брат Вася и сестра Домочка. Я и Андрей бросились к ним, но казаки, стоявшие почти сплошною стеною впереди расположенных мест для освящения пасох, не пропустили нас. Я чуть не заплакал и невольно крикнул: «Маменько!».  Мать увидела нас и что-то шепнула шедшему вблизи неё станичному атаману, который приказал казакам пропустить нас в процессию. Мы бросились к Васе, схвативши его за руки с двух сторон. Я считал себя счастливейшим существом, попавши в процессию как потому, что был возле любимого брата, так и под влиянием того соображения, что находился в удобном положении, надеясь увидеть воскресшего Иисуса Христа.

После троекратного обхода вокруг церкви, процессия остановилась перед главным входом во храм с западной стороны. Тут находился небольшой, с особою входною дверью в церковь, притвор, в котором, теснясь, разместилась передняя часть процессии. Благодаря тому же станичному атаману, мать с нами тоже попала в притвор.
Я был в возбужденном состоянии, сгорая страстным желанием увидеть Христа. Большая церковная дверь в этом внешнем притворе была наглухо закрыта. Закрыты были и все боковые двери в храме. В нем было совершенно пусто; не было ни молящихся, ни даже церковной прислуги. Я это знал и, по своим соображениям, полагал, что как только откроется входная дверь в храм, то в церкви покажется воскресший Христос и я, быть может, увижу Его. Пока продолжалось в притворе богослужение, я со всем усердием молился и мысленно просил Иисуса Христа показаться мне, любящему Его. В то же время я тщательно следил за входной дверью, боясь прозевать момент открытия её.
Но вот дверь заскрипела. Медленно отворял её сам церковный ктитор, старый и белый в сединах, уважаемый Мурмыль. Старики с хоругвями и иконами вошли уже в пустую церковь. Раздалось радостное «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав». Перешагнул и я порог двери и со всем усилием напрягал зрение, смотрел прямо в царские врата, поднимал глаза вверх и в разные стороны, но нигде не видел воскресшего Христа. С тревогою и надеждою я крепко зажмуривал глаза и быстро открывал их, но Христос не показывался. Я пробовал мысленно вызвать образ Иисуса Христа, как обычно с виденных мною икон и картин, он рисовался моему воображению – высокий, статный, спокойный, с сияющим лицом, с роскошными русыми волосами и с раздвоенною красивою бородкою, он благословляет толпы народа и улыбается смотрящим на Него с восхищением детям, но и при содействии сильно подогретого воображения Христос не показывался мне. «Должно быть, я большой грешник», — думалось мне, припоминая слова Марфы, что «грешным людям. Христос не показывается».
Моя неудача и разочарование потом понемногу, однако, ослабевали по мере того, как менялась обстановка. Церковь быстро наполнялась гудевшею толпою, радостное выражение светилось на всех лицах молящихся, одушевленное пение «Христос воскресе» радовало и ободряло меня и снова наступало мое повышенное, но более уравновешенное настроение. Когда же начиналось христосованье, когда раздавалось пасхальное приветствие «Христос воскресе!» и в ответ неслось восторженное «Воистину воскресе!» и слышались поцелуи христосовавшихся, мои неудачные чаяния увидеть Христа как бы потонули в нахлынувшем потоке общего радостного настроения людей и в собственном самочувствии наступившего светлого праздника.

Детский экстаз погас и я становился в обычные ряды радостно настроенных людей в дни времяпровождения светлых пасхальных святок.
Во время начавшейся непосредственно после заутрени литургии я находился уже в благодушном праздничном настроении и даже иногда в настолько весёлом, что едва не смеялся громко в церкви. Меня очень смешил Василь Григорович, как звали великовозрастного сына кабатчицы Андриановны в угоду ей, или «дурний Васька кабатчицi», как величали его по-уличному. Дурным, то есть, малоумным, его нельзя было назвать, потому что он поступал часто разумно, но он беспрестанно, ни к селу, ни к городу – по поговорке, — смеялся, благодаря чему и получил своё уличное прозвище. Василь Григорович очень любил петь на клиросе и звонить в колокола. Певец он был неважный, но звонил в колокола артистически, деревянковцы утверждали, что он мог перезванивать польку на колоколах. Во время пасхальной литургии я стоял на клиросе и хотя сам не пел, но внимательно и с удовольствием следил за теми, кто пел. Мне нравилось, как пел дьячок Андроник Черный, обладавший прекрасным баритоном и умевший владеть им хорошо при пении; а смешил меня Василь Григорович, певший высоким фальцетом и отчаянно фальшививший, внося диссонанс в общее хоровое пение. Когда совершалась пасхальная литургия, он особенно резко выделялся в этом отношении, неистово выкрикивал и, что называется, резал всем уши. В таких случаях кто-нибудь на клиросе, чаще всего Андроник, дергал Ваську за фалды его длинного сюртука и щипал его. Обязанность эту нередко исполнял и мой неистовый приятель Яцько, обладавший недурным слухом. Яцька в этот день почему-то не было в церкви и его обязанности выполняли с не меньшим успехом другие певцы. Василь Григорович шипел от щипков, корчился и подпрыгивал вверх, но, тем не менее, визжал и фальшивил, стараясь попасть, как насмешливо говорили, в тон. Его певческий задор и смешил меня, как других.
Когда отец Касьян обходил с клиром ряды пасох и хор пел «Христос воскресе» при освящении пасхальных яств, в ограде происходила необыкновенная кутерьма. Женщины, мужчины и подростки быстро завертывали в скатерти пасхи со всеми принадлежностями и спешили поскорее снести их домой.
Народу было много. В двух небольших боковых калитках ограды и широком входе ее с западной стороны происходила страшная теснота и давка. Все спешили проскользнуть первыми, но объемистые узлы с пасхами и другими предметами также всех задерживали.
В это время я был уже дома и восседал за столом в ожидании разговен. Дома все мы сначала христосовались и обменивались «крашанками», а потом садились за стол и ели пасху со всеми освящёнными деликатесами с таким вкусом, серьёзностью и умилением, с каким никогда это не совершалось в другие праздничные дни. Момент разговен на Пасху носил торжественный, в полном смысле слова священный, характер и долго помнился потом. Может быть, покажется это смешным, но я и теперь в старческие годы, с особенным удовольствием начинаю в пасхальные дни завтракать с красного яичка, как в детские годы, и если на столе не бывает красного яйца, я чувствую некоторого рода разочарование.
Положите мне на стол белое взамен красного яйцо, я, пожалуй, даже рассержусь. Мне важно не самоё яйцо, не содержимое его из-под красной скорлупы, а мои воспоминания, радостно пережитые в пасхальные дни в детстве. Такие же дни переживал и весь народ, и это дорого мне в моих воспоминаниях.
Тект к печати подготовил А. Дейневич (ст. Новодеревянковская).

КРОССВОРД-ПОБЕДИТЕЛЬ, 2014 (К 165-летию со дня рождения Ф.А. ЩЕРБИНЫ)

ЗАДАНИЯ КРОССВОРДА:
По горизонтали 14 слов: 
1. Кубанский политик и общественный деятель, историк, основоположник российской бюджетной статистики, член-корреспондент Петербургской АН, член Кубанской Рады, поэт, писатель родился в ст. Новодеревянковской в 1849г.
3. Название сквера в г. Краснодаре, где 13 сентября 2011 года установлен памятник Ф. А. Щербине.
4. Исторического научное общество Кубанской области, почетным членом которого являлся Ф.А. Щербина.
8. Страна, в которую переехал Ф. А. Щербина из Югославии в 1921 г. на постоянное место жительства.
10. Общее название символов Кубанского казачьего войска, которые были вывезены в 1920 г. в Югославию делегацией, в состав которой входил Ф. А. Щербина.
11. Река в пос. Джанхот, на правом берегу которой сохранились архитектурные элементы дачной усадьбы Ф. А. Щербины.
14. Город, в котором был перезахоронен прах Ф. А. Щербины 15 сентября 2008 года.
15. Предмет, подаренный российским императором Александром III Ф. А. Щербине за выход в свет работы "Исторический очерк Кубанского казачьего войска" в 1888 г.
17. Выдающийся поэт Украины, чьё имя носило украинское научное общество, посещаемое Ф.А. Щербиной в Праге.
18. Город, в котором Ф. А. Щербина учился в Кавказской духовной семинарии с осени 1866 по 1869 гг.
21. Микрорайон в ст. Каневской, где в мае 1993 г. одной из улиц было присвоено имя Ф. А. Щербины.
22. Церковный чин отца Ф. А. Щербины.
23. Знаменитый кубанский писатель, опубликовавший в январе 1987 г. статью о Ф. А. Щербине «Корни историка».
25. Учитель, по инициативе и при участии которого был открыт музей Ф. А. Щербины в средней школе № 44 ст. Новодеревянковской, автор публикаций о Ф.А. Щербине, переиздал труд Ф.А. Щербины «Казачьи герои и сподвижники».

По вертикали 13 слов:
2. Город, в котором впервые был издан труд Ф.А. Щербины "Исторический очерк Кубанского казачьего войска", вошедший в состав сборника "Кубанское казачье войско. 1696–1888".
5. Русский писатель, который был соседом по даче Ф. А. Щербины в Джанхоте в 1903-1908 годах.
6. Детский оздоровительный лагерь в пос. Джанхот, на территории которого сохранились архитектурные элементы дачной усадьбы Ф. А. Щербины.
7. Фамилия уроженца ст. Каневской, секретаря, друга, помощника и хранителя архива Ф. А. Щербины.
9. Должность Ф. А. Щербины в народном университете Чехословацкого города Подебрады с 1924 по 1925 год.
12. Пост Ф. А. Щербины во II Государственной думе Российской империи в период с 20.02.1907 по 03.06.1907 гг.
13. Гуманитарная дисциплина, область исследования главного труда Ф.А. Щербины о Кубанском казачьем войске
15. Город, в котором был похоронен Ф. А. Щербина в 1936 г. в возрасте 87 лет.
16. Фамилия священника, деда Ф.А. Щербины по материнской линии.
18. Наука, раздел экономической отрасли, основоположником которой является Ф. А. Щербина.
19. Название похода Добровольческой армии, участником которого был Ф. А. Щербина в феврале 1918 года.
20. Заслуженный работник архивной службы Кубани, который в августе 1973 г. перевез из Чехословакии в Краснодар значительную часть архива Ф. А. Щербины.
24. Столичная газета, в которой больше всего публиковалось научных статей Ф. А. Щербины по вопросам этнографии, истории, экономики России и Кубани.